Я человек векторный

​Когда петербургские чиновники переедут в новый деловой квартал «Невская Ратуша»? Что самое сложное в организации масштабной стройки? Как детские увлечения влияют на склад характера и кто такие «драконисты»? Об этом мы беседуем с Ириной Анисимовой, генеральным директором ЗАО «М» и руководителем проекта «Невская Ратуша».

– У вас интересный фотоархив. И судя по подборке, детство и юность прошли активно…

– По сути, меня вырастили в Речном яхт-клубе. Это тот, что на Петровской косе, 7.

Когда мне еще года не было, оставляли спать в рундуке под чьим-нибудь присмотром, если мама уходила на гонку. Оба родителя были мастерами спорта. Отец ходил на трофейной крейсерской яхте «Мальва», очень красивой: классика, красное дерево… Она, кстати, до сих пор на ходу и в отличном состоянии. Родители устраивали длинные походы на Ладогу, в Прибалтику. Мама работала инженером-проектировщиком на Кировском заводе и поэтому была невыездная. А папа побывал и в Голландии, и в Польше.

Мама, между прочим, и сейчас ходит на гоночной лодке класса «Дракон». В мире есть целая ассоциация «драконистов», и несколько лет назад в Петербург приезжал принц Датский со своим «Драконом», участвовал в регате, а потом устроил прием на собственной яхте. Маму с моим сыном тоже пригласили.

 

– А вас когда в детстве стали брать в серьезные походы?

– В длинные — лет после десяти. А до этого мы в выходные ходили на форты (Обручев или Тотлебен), на Березовые острова, под Приморск.

На парус тебя ставят сразу. Сначала попроще — на бакштаги, потом — на стаксельные шкоты и спинакер, для этого уже сила требуется. За руль тоже сажают, но только если ветер мягкий. Пару раз с отцом попадали в шторма. Помню, на Ладоге мне жутко плохо было. Причем в рубку я идти боялась, потому что там еще больше укачивает. Сидела в кокпите, в воде по самые уши. К тому же еще ночь была. Страшновато, конечно. Зато, когда читала «Детей капитана Гранта» или «Таинственный остров», понимала, о чем речь.

Сезон в клубе открывался в апреле и начинался с ремонта: починки парусов, шпаклевания, покраски, отбивки ватерлинии. Причем корпус шкурили вручную, машинок не было. Красили не валиком, а кисточкой. Лакировали палубу и мачту. Меня всему этому научили.

– В общем, подробное знакомство с отделочными работами. Вот, оказывается, откуда все пошло…

– Интересно. Я об этом не думала. Может, так и есть.

– Получается, все взросление сопровождала яхтенная романтика?

– Нет. Подростком я железобетонно решила, что не буду заниматься яхтенным спортом, и выбрала конный. Как и большинству детей, вступающих в пубертат, мне надо было сделать что-то личное, не имеющее никакого отношения к родителям.

Сначала я поступила в конную школу на улице Марата, но меня быстро из нее отчислили — как не подающую великих надежд. Я была тихая и сначала лошадей боялась. Они все очень высокие и к тому же кусаются больно, даже когда играют. А я была последней по росту в классе и в принципе пугливая. Для меня в детстве проблемой было в магазине спросить, свежая ли буханка хлеба. Поэтому я пересиливала страх.

– Зачем же тогда выбирать конный спорт?

– В то время мы как раз зачитывались мушкетерами, а там дружба, лошади, романтика.

В общем, момент, когда пришлось уйти из школы на Марата, был неприятный, но учиться проигрывать надо всем время от времени. В результате я оказалась в Сестрорецкой конно-спортивной школе и там отзанималась лет до 18.

У меня был конь Вулкан, с которым я года четыре провела в постоянном общении. Ты же на лошади не только ездишь, ты ее кормишь, моешь, чистишь, убираешь за ней. А когда закончилось советское время и началась перестройка и в конюшне не всегда бывало сено и комбикорм, мы и сухари для своих подопечных сушили, и морковку им покупали.

– То есть детство было сплошь спортивным?

– Да. Кроме яхтинга я бегала за школу кроссы на лыжах, играла в волейбол, в баскетбол.

Скорее всего, папа просто хотел мальчика. У меня в детстве даже ни одной куклы не было: сплошные пистолетики-машинки. Я лазила по деревьям, хулиганила и играла в войнушку с мальчишками. Первая подружка появилась лет в 11, а до этого все друзья были мальчики. С ними было проще находить общий язык. Может, поэтому я и оказалась в строительном бизнесе.

– Получается, вы росли как дворовый ребенок?

– Нет. Меня довольно строго воспитывали и заставляли учиться. Наверное, потому я и не ушла с головой в конный или какой-то другой спорт. У нас были девчонки, которые ездили в конюшню каждый день, а у меня получалось по два-три раза в неделю. Остальное время уходило на уроки. Я ходила в английскую школу в районе Кировского завода, подведомственную Балтийскому морскому пароходству, и учеба там была полноценная: английский со второго класса, сдвоенные уроки. Математику и физику тоже преподавали на английском, а историю Великобритании мы знали не хуже, чем историю СССР.

Выпускники шли в МГИМО и другие подобные вузы.

– Но вы, судя по всему, в МГИМО поступать не стали?

– Я заканчивала школу уже в перестройку. Из вузов как раз исчезло распределение. И я пошла в Институт имени Лесгафта, на кафедру организации спортивных мероприятий (так называемый спорт-менеджмент). Думала строить карьеру, например, в олимпийском комитете. Хотелось много путешествовать.

Потом, кстати, изучая всякие курсы по менеджменту в строительстве, обнаружила, что нас учили практически тому же самому: управленческие навыки, организация работы персонала, графики планирования. Хотя тогда все еще было заточено на бюджетное финансирование.

– И как вы в итоге оказались на стройке?

– Диплом, как и многие в те времена, я просто положила на полку. Шел 1993 год, мне пора было выходить из декрета, а на Васильевском, в устье Смоленки корпорация «ХХ трест» как раз затевала строительство небоскреба. К управлению проектом привлекли иностранные компании, в том числе британскую фирму «Уилсон Мейсон». Тамошнему руководителю отдела контрактного администрирования требовался ассистент, и подруга позвала меня на собеседование.

– То есть все началось с английского?

– В общем, да. Мой шеф Дейвид, которому было около 60, писал руководство по управлению проектом. Компьютером он не пользовался, и я начала с того, что набирала этот текст. Пришлось параллельно учить термины. И когда он дописал свой том, я, по сути, прошла свой второй курс менеджмента — уже в строительстве и на двух языках.

Через пару лет история с башней закончилась ничем. Нас перевели в Москву, где я три года работала на ту же компанию. А в конце 1997-го вернулась в Питер: устала жить на два города. К тому времени я уже курсы Автокада закончила, коммерческое право изучила.

Потом была работа на строительстве фабрики «Филип Моррис», «Новая звезда», «ЕСОД». Затем я некоторое время трудилась в консалтинговой компании Astera, но поняла, что проектная работа мне понятнее, чем офисная, которой можно из года в год заниматься.

Я человек векторный: вижу цель и к ней двигаюсь. Мне важно, чтобы процесс был конечный и завершался осязаемым результатом. Я даже когда гуляю, непременно выбираю маршрут из пункта А в пункт В.

В общем, вернулась в строительство и занялась в Jensen Group проектом «Петровский Арсенал», а потом перешла в «ВТБ-Девелопмент». Параллельно получила экономическое образование в университете.

– Какой проект из вашего портфолио любимый?

– Любимой станет «Невская Ратуша», а из тех строек, что не состоялись, — «Петровский Арсенал». Конечно, надо уметь проигрывать, и спорт этому учит, но проект был классный. Он мог стать знаковым для Петербурга и сформировать на бывшей промышленной территории ту самую дружелюбную среду для горожан, о которой так любят рассуждать девелоперы. Жаль потраченных усилий: в отсутствие административного ресурса американская компания проделала огромную работу, удалось даже внести поправки в Генплан и ПЗЗ, разработать ППТ и получить постановление правительства.

– Для «Невской Ратуши» этот год очень ответственный…

– Да, мы должны закончить здание администрации и передать его городу. Впереди много юридической, бумажной работы.

– А на стройплощадке что сейчас происходит?

– Идут отделочные работы по заданиям, полученным от комитетов. Город уже предоставил техническое задание на проектирование самих помещений — под конкретное штатное расписание. Это обычное офисное пространство, а вот зоной WOW станет атриум и смотровая площадка под куполом.

– Какие нетривиальные задачи приходится решать?

– Они здесь все нетривиальные. В силу того, что девелоперский цикл длинный, мы пережили n-ное количество законодательных и градостроительных изменений, а тут еще вываливаемся в очередной кризис. Последние пару лет прожиты по принципу: лапы вытащишь, хвост завязнет. Всех наших подрядчиков лихорадит.

А проект ведь очень дорогой и масштабный. Здание администрации — это 106 000 кв.м. И около 75% себестоимости в евро: купол, отделка фасадов, инженерия, остекление.

Мы должны ввести административный комплекс в эксплуатацию в начале марта. Затем — устранение недоделок, пуско-наладочные работы, параллельно — технические обмеры и юридическое оформление документов. Весь этот процесс займет пять-шесть месяцев. Так что к концу года можно будет говорить о сроках переезда.

Вообще, «Ратуша» — самый трудный в моей жизни проект. В июне будет пять лет, как я им занимаюсь.

 

– Сейчас, насколько я понимаю, все усилия сосредоточены на здании администрации. А какова судьба следующих очередей?

– Задача ЗАО «М», которым я руковожу, — организация и сопровождение строительства, т. е. в большей степени тактические вопросы. Управляющая компания — «ВТБ-Девелопмент» — занимается стратегическим планированием, финансовыми моделями и т. п. Насколько мне известно, идут переговоры с потенциальными покупателями и арендаторами офисов, заинтересованными в схеме built-to-suit. Такой вариант был бы идеален в нынешней ситуации: ты на берегу заключаешь договор с заказчиком, а банк открывает под него кредитную линию. А вот к спекулятивному девелопменту сейчас надо очень осторожно относиться.

Офисный корпус, который мы завершили и предлагали на открытом рынке, имеет отличную заполняемость вопреки падающему рынку. Причем пул арендаторов сформирован очень надежный. Но кто знает, что нас ждет даже в пятилетней перспективе.

– Сколько людей трудится под вашим началом?

– Непосредственно в команде управления строительством — около сотни, а если посчитать со всеми субподрядчиками — примерно тысяча. Но это уже не прямое подчинение.

– У вас репутация жесткого руководителя?

– Ужасного. Некоторые подрядчики меня ненавидят. Я требовательна. Но у меня на самом деле долгое терпение. Я всегда даю второй шанс. Но третий — очень редко.

Если сама что-то пообещала, обязательно сделаю — в установленные сроки, и команда у меня такая же. Но на стройке, к сожалению, много планктона. Среди менеджеров низшего звена велик процент людей, которые отсиживают рабочее время за зарплату. Ты ставишь человеку задачу в рамках его должностных обязанностей, а у него 188 оправданий, почему это сделать нельзя. Люди не хотят брать на себя ответственность, пытаются спихнуть ее на других.

Подрядчики тоже нередко действуют по принципу: главное ввязаться — а там разберемся. Для нас как для заказчика это неизбежно оборачивается проблемами, прежде всего, со сроками. А ведь проценты по кредиту капают постоянно, и каждый экстра-месяц стоит экстра-денег.

– Наверное, после завершения «Невской Ратуши» будет трудно подобрать проект сопоставимого масштаба. Уже придумали, куда двигаться в профессиональном плане?

– Не могу сказать, что у меня великие амбиции. Конечно, масштаб — это интересно, но любой проект уникален. Возможно, я бы поехала в российские регионы или в страны бывшего соцлагеря. В Питере, похоже, ничего интересного в ближайшее время происходить не будет.

А пока есть великое желание закончить стройку и устроить отпуск на два-три месяца. Очень хочу в кругосветное путешествие, посмотреть Австралию, Южную Америку, ЮАР. Сейчас больше чем на неделю уехать не получается, и то — с телефоном и Интернетом. Если уходишь в длинный отпуск, значит, перекладываешь на коллег часть своих обязанностей, а у меня недогруженных людей нет.

– В недельном отпуске чем обычно занимаетесь?

– На горных лыжах люблю кататься. А вообще мне нравится что-то новое пробовать. В этом году начала играть в гольф. Пока не получается. А я очень не люблю, когда не получается.

– Это заставляет учиться дальше?

– Конечно. Я и на горные лыжи встала совсем взрослой — в 2000 году. Но зато сразу всех друзей и сына на них поставила.

Этим летом ездила на велосипедах, которые по всему городу расставили. По-моему, это не очень безопасно без велодорожек и не очень комфортно, но попробовать-то надо было.

– Дача у вас есть?

– Небольшой деревянный дом в Финляндии, под Савонлинной. Место очень красивое, есть лодка, свой спуск к воде, лес. Можно уехать в пятницу вечером и вернуться в воскресенье. Люблю, когда приезжают друзья.

Честно говоря, у меня никогда не возникало желания купить коттедж или дачу здесь. Я ненавижу высокие заборы и не хочу переживать, что ко мне в дом кто-то залезет. В Финляндии я оставила велосипед на веранде, приехала через неделю — он там меня ждет. Поехала в магазин, забыла закрыть дом — ничего не произошло. Чисто, спокойно. Правда, недавно через пять домов появились русские соседи. И тут же в лесу обнаружились пачки из-под российских сигарет. Я их собираю и несу в мусор.

– Есть ли у вас любимые дамские занятия? Может, крестом вышиваете или шарлотку гениальную печете?

– Есть три-четыре интересных блюда, которые я могу приготовить, в основном не из традиционной кухни. Например, фахитос, который особенно любит мой сын, чили кон карне или индийский карри. Хотя готовлю редко. Если я дома одна, точно буду питаться подножным кормом.

Я однозначно не шопоголик. По магазинам хожу только по необходимости и с подругами, заряжающими меня своим драйвом. Не будь походов по инстанциям, совещаний и т. п., для которых нужна представительская одежда, я бы провела свою жизнь в джинсах и кроссовках.

– Зверушку какую-нибудь держите?

– Двух кошек. Им веселее в компании. Хотя, на мой вкус, лучшее животное — это лошадь. Собака слишком зависима от человека, кошка — слишком независима, а здесь — золотая середина. Сочетание характера, верности, смелости, честности, ума. Если ты ее обидишь, придется мириться. Но если у вас джентльменское соглашение, она будет его выполнять.

Купить лошадь — детская еще мечта. Но это огромная ответственность. Неправильно ездить к ней в конюшню пару раз в неделю. Лошадям вообще нельзя долго стоять в стойле, они болеть начинают.

Раз вы друзья, значит, нужно уделять друг другу время, а его сейчас совсем нет. Все в точности по Экзюпери: «Мы в ответе за тех, кого приручили».

Поэтому лошадь, наверное, появится уже на пенсии, а пока я приручаю проект «Невская Ратуша».